[ЗВУК] [ЗВУК] Одно из влиятельнейших для XX века направлений мысли, не только, конечно, в сфере философии культуры — это психоанализ. Можно сказать, что это доктрина, которая приобрела статус философии, если не квазирелигии в XX веке. Это совсем не то, что осторожная роль психологии в культуре XIX века. По ряду причин, и мы сейчас с вами поймем, фрейдизм, или психоанализ, в широком смысле слова становится одним из самых соблазнительных, в чем-то удобных объяснительных методов для философии культуры. Вот перед нами основатель современного психоанализа Зигмунд Фрейд. Австрийский врач, психолог, который открыл одну очень важную функцию психики — функцию репрезентации своих подавленных состояний в пространствах сознания. В общем, это, конечно, открытие сделали, может быть, даже еще древние. О бессознательном писали многие, ну чуть ли не Платон еще об этом писал. Романтики, как мы с вами отмечали, напрямую уже пишут не только о бессознательном, но и подсознательном, то есть особом способом существования бессознательного в контакте с самим сознанием. Динамическая психология XIX века — довольно много наработок здесь сделано было. Но Фрейд совершил просто революцию, сопоставимую с революцией Эйнштейна, может быть, в естественных науках. Он показал, что, вернее, попытался показать, осторожно скажем, что весь мир культуры, по сути дела, является манифестациями энергии подсознательного, которая прорывается в этот мир и оформляется в виде как бы неких знаков. Важно сказать, что Фрейд был врачом-клиницистом, и именно то, что его метод разоблачения неврозов, декодирования их способа появления... Именно то, что этот метод оказался эффективной терапией — действительно, психоанализ лечит — именно это как бы сделало его теории, не всегда столь же эффективные, на самом деле, как терапевтическая практика... Сделала его теории широко обсуждаемыми, соблазнительными для теоретиков, ну и во многом действительно эффективными для объяснения. Кто-то, как говорится, должен был это сделать. Уже давно, так сказать, оставалась эта область, видимая для исследователя, но научно не описанная, давно она оставалась как бы пространством, которое надо было освоить науке. Фрейд это делает. Сначала он, конечно, занят проблемой лечения невротических состояний, но уже здесь тот самый концепт, который станет культурфилософским, он присутствует. А именно: есть бессознательное, которое мы репрессируем и выдавливаем из сознания, оно туда возвращается в превращенных формах и оказывается еще сильнее, чем репрессированное до этого. Наша попытка бороться с ним или, наоборот, наладить диалог, собственно, и является патогенным фактором, рождает неврозы. Начиная с 1923 года, с работы «Я и Оно», Фрейд применяет свой метод для анализа культуры. И выясняется, с его точки зрения, что культура работает примерно так же, как психика невротика, то есть она состоит из репрессируемых и репрессирующих элементов. Фрейд предлагает троичную схему структуры личности. Это Я, то есть собственно субъектность человека. Это Оно — это мир всего переживаемого, но дистанцированного от Я. Причем это Оно в большинстве случаев блокировано и вытеснено в подсознание, потому что оттуда идут импульсы, которые человек как бы себе запрещает. Запретное, вытесненное не исчезает. Оно, как оттянутая пружина, возвращается обратно. Источником, собственно говоря, репрессий является не столько Я, сколько Сверх-Я так называемое, третий элемент в добавление к Я и Оно. Сверх-Я — это набор кристаллизованных императивов культуры, морали, всего того, что в каком-то смысле так же внешне человек, как и Оно. Но человек это признает, как правила игры, с которыми он и должен считаться, ну и которые, в общем, он считает правильными. Тем не менее, это не то, что в его Я расположено. Репрессивная сила Сверх-Я заставляет наше Я вытеснять из себя эти самые негативные импульсы. Но самое интересное происходит, когда Оно возвращается в Я и начинает притворяться какими-то формами, которые не запрещены Сверх-Я, то есть начинает себя символизировать тем или иным образом. Очень часто это происходит... Для Фрейда, собственно, видимо, всегда происходит в форме каких-то фальшивых объектов, которые выдают себя не за то, чем они являются. И это порождает, в общем, болезненные явления, чаще всего неврозы, которые описывает Фрейд очень многообразно и системно, но, еще раз подчеркну, с клиницистскими задачами. И вот когда он переносит эту схему на описание культуры, получается, что культура — не что иное, как репрессивная сила, которая подавляет наши, может быть, нехорошие, но естественные импульсы, а в результате вот это самое Оно еще и забивает наше сознание и нашу культуру всякими фальшивками, которые выдают себя за приемлемые формы бытия, поведения. По сути дела, для Фрейда понять культуру — это значит разоблачить все ее формы, как вытесненные и вернувшиеся в символическом виде нехорошие импульсы. Работа 1930 года «Недовольство культурой», в общем, собственно, и обобщенно представляет нам культуру, как такую силу. Конечно, этот концепт слишком узок, для того чтобы реально объяснить культуру. Но Фрейд, во всяком случае, настаивал, если не теоретически, то практически, на том, что на любой как бы культурный императив надо ответить, во всяком случае, сначала работой врача, посмотреть, а что за этим стоит. Не стоит ли за этим какой-то невроз, который надо вылечить? Для него неврозом является и искусство, и религия, и философия, и политика. Такой редукционизм, конечно, смущал даже учеников Фрейда, и об этом мы сейчас поговорим. Тем не менее, сами способы, которые осуществил Фрейд, способы разоблачения, они оказались очень инструктивными, интересными. Фрейд попытался проанализировать со своей такой терапевтической точки зрения и религию в работе о Моисее, и искусство, скажем, его труды о Леонардо да Винчи и Достоевском. Ну и нередки были случаи, когда он попытку своих оппонентов показать, что ну есть же какой-то духовный смысл еще во всем этом... Эту попытку он тоже делал объектом психоанализа и показывал, что вот за этим стремлением его корреспондента или оппонента стоит какой-то его невидимый невроз, какое-то событие чаще всего детства, которое предопределило деформацию психики. Но вот, между прочим, именно эта, такая брутальная сторона фрейдистского анализа понравилась XX веку, и Фрейда мы часто увидим в паре, так сказать, с Марксом и с некоторыми другими деятелями культуры, которые старались разоблачить, дезавуировать, выявить и уничтожить врага, который символически представлен как какая-то культурная ценность. Вот Фрейд в своем кабинете. Обратите внимание на правый нижний угол, у него на рабочем столе стоят статуэтки. Он был страстным коллекционером такой древней малой скульптуры. Почему — ну это вопрос, но, между прочим, фактически здесь уже присутствует, видимо, будущее юнгианское представление о том, что есть какие-то устойчивые объективации больной фантазии. И искусство, собственно говоря, этим и занимается. Фрейдовская коллекция как бы давала ему набор таких вот культурно-исторических объективаций. И ряд этих статуэток всегда стоял у него на столе, заслоняя его от пациента, который лежал на пресловутой психоаналитической кушетке и в полусне пытался вспомнить всякие невротические события. То есть наш терапевт пытался заслонить себя, видимо, от этой болезненной энергии культурными объективациями. Довольно рано Фрейд создает, собственно, группу единомышленников, которая изначально мыслилась как сплоченная такая армия борцов с вредоносным бессознательно- подсознательным, которое пытается выдать себя за что-то позитивное. То есть здесь несомненен пафос такой миссии психоаналитиков по оздоровлению и спасению общества от вот этого потока фантомов патогенных. И сама организация этого общества некоторыми особенно, конечно, неблагожелательными психоанализу изображается как некая секта с тоталитарными чертами. Действительно, Фрейд был очень таким жестким вождем и ждал преданности и единомыслия от своих сторонников. Разумеется, он этого не дождался, во-первых, потому что этого не бывает никогда, во-вторых, потому что его модель была, конечно, слишком такой ригидной, жесткой. Вот справа мы видим на переднем плане Карла Густава Юнга — непокорного ученика Фрейда, о котором речь впереди. Вот еще одна группа — так называемый комитет. Так он называл себя, по-партийному, так сказать, немножко эта группа Фрейда называлась. Это его ближайшие единомышленники, которые очень скоро создадут собственные школы. А вот в левом верхнем углу Отто Ранк, который в этой группе интересен для нас как один из культур-философов психоанализа. Отто Ранк создает два учения довольно рано, еще будучи ортодоксальным фрейдистом. Два учения, которые нам интересны. Одно учение о травме рождения, которое говорит о том, что выход человека из уютного материнского лона в мир — это, собственно, как раз первотравма, из которой объяснимы почти все индивидуальные и общекультурные особенности поведения, переживаний, целеполаганий. Для Фрейда это было не так. Для Фрейда все-таки сексуальные переживания в первую очередь являются вытесняемыми, сексуальные травмы раннего детства являются особенно мощными энергетически как патогены. Но вот Ранк вырывается из этой узкой схемы и пытается найти другой первопринцип порождения болезни. Оказалось, что эта модель не хуже, чем Фрейд, описывает очень большой блок культурных переживаний. Желание вернуться в вот этот первозданный рай до рождения очень много описывает и правда в культуре. Еще один концепт Ранка — это его мифологема становления героя как человека, который пытается восстановить утраченный травмой рождения порядок, если угодно, или ценности. Здесь Ранк один из первых, может быть первым, начинает системно изучать древнюю мифологию, выявляя такие сквозные сюжеты. Очень часто это оказываются сюжеты преодоления героем враждебности окружающей среды. Ну то, что наш Пропп, скажем, описывал, восстанавливая морфологию сказки, основные этапы которой проходятся в странствии, скажем, героев, то Ранк, может быть, в близкое хронологически время попытался описать через такой транснациональный миф о герое-победителе. Адлер — один из представителей социально-ориентированного психоанализа. Адлер одним из первых начинает обязательно включать в поле анализа социально-культурные элементы. То есть неспособность человека адаптироваться и включиться в социальную среду является тоже таким первофактором патогенным. Ну это у Адлера часто перерастало в некую социальную критику современного общества. Оно, конечно, репрессивно как всякое общество, но именно современное, с точки зрения Адлера, — тут у него звучат некоторые такие социалистические мотивы, — именно современное приводит к системному отчуждению человека от общества. Может быть, есть смысл вспомнить его адлеровский концепт компенсаторного механизма. Комплекс неполноценности — это в значительной степени изобретение адлеровского психоанализа. И также, как у Ранка травма рождения, так у Адлера — вот этот изначальный комплекс неполноценности является источником энергии преодолений. Компенсируя осознанную неполноценность, человек, особенно в юности, начинает вырабатывать свои культур-порождающие механизмы, которые позволяют ему опять-таки включиться в среду. Ну Адлер как и Ранк, довольно радикально рассорившись с Фрейдом, отошел от его школы. Некоторые считают его одним из основателем неофрейдизма, то есть уже не фрейдистского в узком смысле слова подхода и к терапии, и у культуре. [ЗВУК] [ЗВУК] [ЗВУК]
