[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] Здравствуйте дорогие слушатели. Сегодня наша с вами тема называется маржиналистская революция. Мы будем сегодня говорить о вехе, наверное, самой важной вехе в истории экономической науки, которая делит ее на историю и предысторию. Вот то, что вы слышали до сих пор — это предыстория, а с маржиналистской революции начинается та экономическая наука, примерно какой мы ее встречаем сегодня в учебниках, в книгах научных и так далее. Ну революция вообще штука весьма интересная. Это резкий перелом строя общественного в правительстве, во власти. Мы все помним прекрасный фильм Эйзенштейна «Октябрь», где там народ брал зимний дворец, качался на воротах и так далее. Это всегда очень интересно. Революция в науке тоже интересно. Надо сказать, что революция в науке, само такое понятие, появилось сравнительно недавно. Сначала долгие столетия в науке господствовала традиция. Важно было не сказать что-то новое, а сказать то, что соответствовало священному писанию, Фоме Аквинскому, Аристотелю, главное не выходить далеко за рамки этой самой традиции. Поэтому каждый ученый стремился, прежде всего, найти свое место в этой самой замечательной традиции. Затем, где-то уже в новое время, XVI, XVII, особенно в XVIII век, наступило время прогресса, наступило время прогресса знания, прогресса естественных наук особенно, и науку стали представлять, как такое неуклонное движение вперед, от одного достижения к другому, следующее достижение превосходило предыдущее. И вот такая вот концепция прогрессистская господствовала достаточно долго, я могу сказать до XX века, даже до середины XX века. Вот в XX веке вышла такая книжка Томаса Куна, американского философа науки, называется «Структура научных революций», и в этой книжке Кун попытался объединить, собственно говоря, вот эти две тенденции — традицию и прогресс. А исходил он из того, что ученые тоже люди, они не просто стремятся к истине, они не просто открывают одно, закрывают другое, они живут, они стараются быть уважаемыми людьми, они стараются зарабатывать достаточно, чтобы кормить себя и свои семьи, и так далее. Поэтому для них вот такое вот ломка, прогресс, может быть болезненным, они могут сопротивляться, могут держаться за какие-то устаревшие традиции, и поэтому прогресс в науке осуществляется по принципу «стоп-вперед», так скажем. То есть, есть какая-то господствующая, Кун говорил, парадигма в науке, господствующий метод, господствующий подход, в его рамках ведется научное исследование. Наконец накапливаются какие-то противоречия между этой парадигмой и реальностью, и эмпирической действительностью, которая не укладывается в данную парадигму. Наконец когда этих отклонений становится много, вот происходит научная революция и одна парадигма замещается другой. Но при этом сторонники старой парадигмы сопротивляются, они не хотят терять, так сказать, свой капитал человеческий, не хотят терять свои традиции, свои… Свой престиж, и сначала происходит сопротивление долгое значительно, иногда бывает регресс, иногда возвратно-поступательное идет движение, и только потом, наконец, новая парадигма утверждается и начинается опять такой спокойный, тихий период нормального развития, нормальной науки. Вот так происходит революция в науке. Ну классический пример — физика, там понятно, там Ньютон, до него были Браге, Кеплер и так далее, после него был Эйнштейн. Каждая следующая революция включала в себя предыдущую. В экономике и других общественных науках немножко посложнее. И вот эта самая маржиналистская революция, о которой мы сегодня будем говорить, она, наверное, главная в истории экономической науки и, по крайней мере, единственная в области, как бы мы сказали, микроэкономики. В области макроэкономики, учение о всем народном хозяйстве, революции бывают довольно часто. Обычно они связаны с тем, что плохо идут дела в экономике, какие-то кризисы, пересматриваются некоторые концепции и так далее, а вот микроэкономика, учение о отраслях, о субъектах экономических, микроэкономическая теория испытывает такие переломы гораздо ранее… гораздо реже, чем макроэкономика. Что же мы привыкли называть маржиналистской революцией? Внешняя фабула такая — происходит публикация трех книг. В 1871 году выходит книжка Карла Менгера «Основы учения о народном хозяйстве», выходит книжка Уильяма Стенли Джевонса «Теория политической экономии». Еще спустя три года выходит книжка Леона Вальраса «Элементы чистой политической экономии». Во всех этих трех книжках, очень разных, по-разному написанных, мы об этом еще, у нас будет случай поговорить, утверждается новая теория ценности под названием Теория предельной полезности. Книжки эти происходят, выходят в свет, в разных странах — в Австрии Менгер, в Англии Джевонс, в Швейцарии Вальрас, на трех разных языках — на немецком, на английском, на французском. Это важно то, что я сейчас говорю, потому что в те времена не было такого единого научного языка, как сейчас английский, сейчас на всех конференциях все говорят по-английски, все друг друга понимают, а тогда ученые одной страны не всегда читали на языке другой страны. Что же перед нами? Перед нами какое-то такое залповое открытие, такой залп Авроры, который… Залп трех Аврор, если хотите. Одна Аврора приплыла по Дунаю, вторая по Темзе, а третья, очевидно, по Женевскому озеру, где Лозанна находится, где жил Леон Вальрас. Почему… Почему такое вот… Одновременный взрыв? Причем взрыв, который имел очень далеко идущие последствия. Мы о них подробнее поговорим попозже, но пока скажу, что изменился коренным образом метод в науке. Изменился метод, изменился способ, которым экономисты подходят к окружающей действительности, а с методом немножко поменялся и предмет, который больше подходит этому методу, и более того, пришлось поменять название. Название наука поменяла. Раньше она называлась политическая экономия, вы о ней слышали в лекциях про английскую классическую школу и так далее, а теперь потребовалось найти новое слово, и такое слово было найдено — это слово economics, его в английском языке раньше не было, понадобилось придумать. По аналогии там слова physics, например. Понадобилось придумать, потому что новая наука до того стала новой, что она уже не походила на политическую экономию, вот в чем дело. Революция маржиналистская произошла сначала на участке, который называется теория ценности благ. Теория ценности, или если хотите, стоимости, по-разному это называется, но, в общем, более общепринятый термин — ценность благ. Теория ценности благ исторически основывалась на двух таких, на двух платформах что ли: первая платформа — ценность благ объяснялась их полезностью. Ну чем нам полезнее благо, тем оно больше нам приносит пользы, удовольствия и так далее, тем больше мы его ценим. Все было бы хорошо, но если мы так объясняем ценность благ, то мы сталкиваемся с некоторыми парадоксами. Например, был такой знаменитый парадокс «воды и алмаза». Очевидно, что без воды человек не может долго обходиться, а без алмаза может обходиться хоть всю жизнь. Тем не менее, такой очевидно более полезный предмет, как вода, как правило, стоит меньше, а иногда и вовсе ничего не стоит по сравнению с такой вот драгоценностью, алмазом. Второй способ объяснения ценности благ — на основе издержек. Если были затрачены какие-то средства на производство блага, то необходимо их окупить, необходимо с точки зрения, ну хотя бы простой справедливости. И поэтому необходимо возместить, значит, производителям, те издержки, те усилия, которые они затратили. Но эта теория тоже сталкивается с проблемой, она очень плохо умеет объяснить ценность редких благ. Иногда бывает так, что на какое-то редкое благо мы ничего не затратили, никаких издержек, мы получили, скажем, картину какого-то художника в наследство от бабушки, тем не менее, мы ее высоко ценим. Мы не хотим с ней расстаться ни за какие деньги. Вот вам редкое благо. Издержек оно нам никаких не стоило. Тем не менее, мы его очень высоко ценим. И вот на протяжении истории экономических учений, экономической мысли, экономисты пытались как-то сделать так, чтобы отразить оба эти фактора — и ценность, и издержки, и затраты на производство данного блага. И наконец, была придумана теория предельной полезности. Теория предельной полезности основана на полезности, но сочетает ее с редкостью, вот что важно. Она подчеркивает, что ценность блага определяется ее предельной полезностью, не просто полезностью воды, как таковой, а полезностью, вот конкретного… Вот у вас есть две бутылки воды, да, значит полезность ни первой бутылки воды, которая вам нужнее, вы хотите пить, а второй бутылки воды, которая сейчас вам еще не нужна, вот она определяет стоимость бутылки воды, ценность бутылки воды, для вас в данный момент. То есть предельная полезность — это полезность приращения, полезность единичного приращения или бесконечно малого приращения блага. И замечательная вещь в этой категории как раз в том, что она сочетает полезность с редкостью, и помогает нам решить парадокс «воды и алмаза». Действительно, воды, как правило, у нас много, ну есть, конечно, исключения, там, в пустыне 1 литр воды, который у нас есть, он совершенно бесценен, вот. Но в большинстве случаев вода у нас есть, а алмазов у нас мало, поэтому его редкость компенсирует его, может быть не такую уж важную полезность, не такую уж большую важность. Предельная полезность по-английски — это marginal utility, поэтому неслучайно теоретики эти получили название маржиналистов, потому что они обращались с предельными величинами, предельная полезность, мы сейчас видим. Потом появится предельная выручка, предельные издержки. Это тоже будет обозначать — выручка, полученная от следующей единицы, например, произведенного нами продукта, который мы еще не произвели. Вот мы думаем, произвести еще один товар или не производить? От этого… И при этом мы сравниваем выручку, которую мы от него получим с теми усилиями, с теми издержками, которые мы затратим на его производство. Вот еще две предельных величины — предельные издержки и предельная выручка. Вот эти все величины, предельные, marginal, да, они и привели к тому, что экономистов, которые исповедовали данную теорию, стали называть маржиналисты. Иногда в шутку сначала начали их так называть, потом название прижилось. И вот эту самую революцию мы до сих пор называем теперь маржиналистской. [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
